Лидия Чебоксарова - Предположим текст песни

Слова, музыка - Михаил Щербаков

Предположим, герой - молодой человек, холостой кавалер,
Должен ехать в провинцию, дней этак на десять, делать дела.
Расставаясь с избранницей, он орошает слезой интерьер
И, пожалуй, не врёт, говоря, что разлука ему тяжела.

Заклинает богами земли и морей
Без него не подмигивать здесь никому,
В сотый раз, напоследок, уже у дверей,
Умоляет писать ему, что бы там ни было,
В день по письму,
Рисовать голубка на конверте и слать непременно скорей -
И красавица тем же вполне от души отвечает ему:

Обещает писать, ободряет кивком,
Одаряет цветком - наконец, отпускает -
И в десять минут забывает о нём.
А герой, повелев ямщику не зевать,
Через сутки пути прибывает на место,
Въезжает в гостиницу и принимается Существовать.

То есть, это он движется с делом и без, в экипаже и нет,
Озирает окрестности в виде замшелых прудов и скульптур.
Что ни день, на подарки понятно кому не жалеет монет,
покупая смарагдовый хлам и серебряный всякий сумбур.

Или в номере (кстати, весьма дорогом)
Вечерами письма от негодницы ждет.
Изнывает со скуки, дурак дураком,
Не пьянея глотает ликёр и бисквит без охоты жуёт.
Ожидает конверта с условным на нем от руки голубком.
И, томясь ожиданием, ходит по бархату взад и вперёд.

А кокетка не помнит, она занята,
Что ни день, ежечасно её с головой
Поглощает забота то эта, то та.
То непрошеный гость у неё, то мигрень,
То канун маскарада, то сам маскарад,
То верченье столов, то большая примерка - и так
Что ни день.

Предположим, неделя проходит, он ждёт, а письмо не идёт.
То есть, рухнули связи, обмякли устои, померкли миры.
Почтальоны ушли, вероятно, в какой-нибудь горный поход
И один за другим, вероятно, упали с высокой горы.

Проведя две ужасные ночи без сна,
На девятые сутки в единый прием
Он снотворного склянку, что свалит слона,
Осушает, и мрак наконец оглушает его забытьём.
В это самое время внезапно о нём вспоминает она.
То есть, в ту же секунду она невзначай вспоминает о нём.

И, конечно, бросается прямо к бюро,
Из бюро вынимает, конечно, бювар,
Из бювара бумагу берет и перо.
И строкою строку погоняет строка,
И к рассвету посланье выходит густым,
Как почтовый роман, а могло быть и гуще, да ночь
Коротка.

...На десятые сутки с утра одевается наш кавалер,
Выпивает свой кофе, причём даже с юмором смотрит в окно.
А потом неспеша тормошит саквояж, достает револьвер
И, конечно, стреляется, прямо на бархате, что не умно.

А конверт и надписан уже, и закрыт
(Не без помощи воска, смолы и огня),
Силуэт голубка в уголке не забыт,
Путевые издержки рассчитаны, нарочный сел на коня...
Остальные детали впоследствии следствие определит.
А пока угадайте, что в этом во всем привлекает меня.

Ну, конечно же, нарочный, Боже ж ты мой!
Это как он это поскачет сейчас, полетит,
Не касаясь дороги, помчится стрелой.
А часа через два ни с того, ни с сего,
На дворе постоялом я встречу его
И в глаза посмотрю со значением, но не скажу
Ничего.

Разговаривать некогда, да и зачем?
Господа пассажиры, четвёртый звонок,
Занимайте места, je vous prie, je vous aime,
Я - ваш новый форейтор, а кто не согласен - вот Бог, вот порог!
Решено, что мы едем в Эдем - это значит, мы едем в Эдем,
Занимайте места, господа вояжёры! Таков эпилог.

(Или, может, эпиграф? Не всё ли равно?
Я их, знаете, путаю! префикс один,
Да и корни по смыслу, считай, заодно.
Ох уж эти мне эллины, этот язык,
Уже как ни вникал я, в него я не вник,
Между тем, не последний, по общему мнению,
Был ученик)