Гримасою нудьги скривилися уста,
Всі хвилі поривань розбилися об скелі,
Лишився тільки смак: безмежжя й пустота,
Хоч випито ущерть гіркий розкоші келих.
Вночі, коли важка, нестерпна темнота
Кудлатим чорним псом снується вкруг постелі,
В обіймах лиш одна коханка — самота,
В розбитої душі обідранім готелі.
Вона нашіптує і мучить брязком барв,
Повій і демонів, скривавлених примар
І Мах спокусливих відьомським стилем Гойї;
І він, підвівши зір з-під хмурого чола,
Пірнав у вічний вир людських несупокоїв
В’язати китиці з кошмарних квітів зла.
Святослав Гординський (Юрій Буревій)
Скрюченные уста страдания,
Все волны страсти разбиты о скалы,
Остался только вкус: бездна и пустота,
Хочется выпить до дна горькую чашу роскоши.
Ночью, когда тяжелая, нестерпимая тьма
Привораживает к постели чёрным псом сна,
В объятиях только одна любовница - одиночество,
В разбитой душе разорванном отеле.
Она шепчет и мучает звоном красок,
Повеянием и демонов, изуродованных призраков
И Маха соблазнительным стилем Гойи;
И он, подняв взгляд из-под хмурого чела,
Плыл в вечный вихрь человеческих неудовлетворений
Связывать нити из кошмарных цветов зла.